Пад полагам аляксееўскай сістэмы
- Подробности
- Опубликовано: 28.05.2015 01:51
- Автор: Анищенко Евгений Константинович
- Просмотров: 660
Здаецца, зусім нядаўна азвалілася “сям’я братніх народаў”. А колькі разлілося настальгіі па мінуламу розных аднаўлецкіх сабораў. Такое здараецца не ўпершыню.
Яшчэ ў канцы XVIIIст. манархі Расіі, Прусіі і Аўстрыі падзялілі Рэч Паспалітую і дамовіліся ніколі не ўваскрашаць яе палітычнага існавання. Аднак французскі імператар Напалеон стварыў з прускай долі набыцця Варшаўскае княства і паабяцаў злучыць вакол яго ўсе падзеленыя “польскія” землі ў межах 1772 года. Рускі цар Аляксандр 1, каб не страціць сваю долю і схіліць “палякаў” на свій бок, рабіў падобныя захады. У кастрычніку 1806 г. сябры Негалоснага камітэта—А. Чартарыскі, П. Страганаў, М. Навасільцаў –папярэджвалі яго, што абяцанні Напалеона запаляць такое абнаўленцкае полымя, якое непазбежна ахопіць далучаныя да Расійскай імперыі землі і тады знешняя вайна злучыцца з унутраным мяцяжом. Таму яны раілі неадкладна адрадзіць “федэратыўную сістэму або старажытную сувязь паміж народамі-аднадумцамі”.
Так з’явілася спроба стварыць “саюз вольных славянскіх народаў”, якая ўвасобіцца ў славянавільстве, планах славянскіх штатаў дзекабрыстаў. Па якіх матывах рыхтавалася гэтая канфэпцыя ўсеславянскай федэрацыі імперыі, дазваляе зразумець “Записка о восстановлении Польши под непосредственным правлением российских самодержцев”. Напісана яна дзесці ў 1809—1810 гг. Твор без подпісу, на рускай мове, знаходзіцца сярод папер з падобнымі пражэктамі канцылярыі цара.
Хаця запіска напісана ў кан’юнктурны момант, але яна выразна ўвасабляе шматвяковы вялікадзяржаўны традыцыяналізм Расійскай імепрыі. Тамя няхай чытач не здзівіцца, калі сустрэне ніжэй вельмі знаёмыя ідэі, якія зараз абвяшчаюцца і першавынаходніцікімі, і выратавальнымі. Тут і словы ананімнага аўтара аб тым, што маюцца дзяржавы і дзеячы, якія імкнуцца “возбудить между народами вражду, посеять между ними взаимную ненависть”. Знойдзецца і абгрунтаванне знакамітай геапалітычнай тэорыі аб вызначальнай місіі Расіі аб’яднаць брацкія народы аднолькавага паходжання, мовы, нораваў, разлучаныя недарэчна—не, не белавежскай змовай, а “погрешностями” і памылкамі кабінетных дыпламатый. Падставы для аналогій і разважанняў чытач знойдзе сам. Але трэба памятаць, што гаворка вядзецца аб “польскім” пытанні на пачатку Х1Х ст., калі пад палякамі разумелі і жыхароў сучаснай Беларусі. Дакумент друкуецца з захаваннем тагачаснага правапісу з поўным выкладаннем найбольш прынцыповых палажэнняў.
Такім чынам, “перед лицом мудрости утихает глас невежества и зависти. Один взгляд истины способен рассеять тьму, многими веками сплетённой неправды. Словены грядут явно на север. Десять столетий мрачные очи запада не были мощны видеть светлого исхода. Восток и север создали запад и запад, как злобное и мятежное дитя, дерзало долгое время укорять своих творцов самыми низкими и бесстыдными упреками. Но солнце есть всегда солнце. Все новейшие способы коварства и хитрости и тщеславия западных министров не успели обрушить древейших оснований постоянной твердости, постоянного праводушия и постоянного здравомыслия северных народов. Напрасно западные мудрецы силились чрез несколько веков томить Европу ложными понятиями о северных нравах, северных правительствах и северной политике, напрасно многолюдные и непреодолимые страны мужественных славян почитались ими без света, устройства и неизвестной в политических отношениях сстемы.
Еще в десятом столетии северная система Владимира Великого и Болелава Храброго дали почувствовать востоку и западу, что хитрые греки не мудрее праводушных россиян, что тщеславные германцы и галлы не искуснее здравомыслых поляков. Еще в XIVв XVI столетиях явившееся в Польше превосходство наук, законов, внутреннего устройства и внешнего блеска той державы дало знать свету о превосходстве северо-словенской системы в такое время, когда весь почти запад бродил еще в мраке невежества, суеверия, беззакония, нелепого устройства. Еще в половине XVI столетия российские книжества, соединенные в одну империю с покоренными от татар царствами, ознаменовали совершенную на севере зрелость такой системы, коею плодов на западе стала вкушать Франция, освобожденная от ига феодализма.
Но прежде, как еще в половине XVI1 столетия, устроенная на севере мудростию царя Алексея Михайловича система о неприкосновенности преградной стены между Россиею и западными державами существовавшей, послужила на западе в начале XVI11 столетия образцом к учреждению таковой же преграды между германскою и французскою державами. Запад дерзко срывал чужие плоды и громко тщеславился ими, растлился без примеров севера…Довершенное в конце истекшего столетия разделение Польши, изломание системы на прочном основании состроенной, ломает по необходимости и подкрепляемое ею здание…Настоящее невыгодное положение России, порождение других и стремительных на севере и западе революций—всё сделалось простым следствием изломанной системы равновесия на западе и севере и все сие зло, все сии бедствия по неизменяемым законам ответного хода ума и страстей человеческих могут быть прекращены не иначе, как с помощью восстановления тех самых систем, на коих основано было прочное существование и минувшее благоденствие держав».
Далей аўтар кідае хуткі погляд на стан Еўропы з XIV да канца XV111 ст. Ён падзяляе дзяржавы на два колы—захад і поўнач, адны з якіх (Рым, Македонія, Прусія, Аўстрыя, Турцыя, Расія) узвысіліся “покорением” і “посредственныя”, якія трымаюцца сістэмы раўнавагі на чале з вялікаю дзяржаваю. Нядзіўна, што “управлять окружными народами по системе перевеса, значит иметь полное влияние на их силу, дела и законы, устраивать оныя сообразно своим видам и с сим вместе быть свободным от тяжкого бремени охранять непосредственно их пользы, права и безопастность. Ежели перевесная держава начинает действовать по системе покорения, то она сама сим поступком испровергает окружное равновесие, отчуждает доверенность окружных народов, поселяет в них общий страх и негодование и заставляет их прилепляться к помощи других народов другого круга, который вступается за достоинство сколь покорённых, столь и сим покорением встревоженных и ослабленных народов”.
Далей аўтар пераходзіць да вызначэння месца Расіі сярод народаў “с общим происхождением нашим от славян”, каб не забываць, што “поляки, богемцы, далматы, сербы и другие одноязычные на западе и юге поселеныя народы имеют одно и тоже с нами похождение”. Аднак пасля Пятра 1 Расія страціла Польшчу, бо “всё коварство европейской политики обращено было к той наипаче цели, дабы мало помалу вовлекать министерство российское в неприметные погрешности, украшать оныя блеском наружного сияния и величества, наконец, из общего тех же погрешностей состава сплесть опаснейшую сеть для настоящего достоинства и благосостояния империи”, хаця ўсе рускія цары “”крылами своего величия охраняли постоянно наружную независимость Польши до последнего разделения оной и имея преградною стеною могли чрез оную смело действовать на всю Европу по мере частных ея выгод и на все умы одноплеменных с нею народов».
Аднак захад прыкмеціў, што калі “дозволить России экономику довести до наилучшего состояния, если она успеет поставить русскую словесность наверху изящнейшего вкуса, а тогда уже общенародное во всех частях изобилие, благонадежное правление, разливающееся по всем классам жителей довольствие и просвещение,блеск, слава, щедрое награждение особенных дарований, пленительные прелести языка и наук, раздающихся в обращении сорока миллионов одной славянской породы, повлечёт на сторону и в состав России десять или пятнадцать миллионов других одноплеменных народов, водворит между ними общее возвышение духа, общее единомыслие и свяжет их одним георгиевским узлом, которого и вся сила европейская рассечь не довлеет…Иссушить источник российского могущества значит тоже, что испарить морские пучины или открыть дно харибидской бездны, значило у западных министров разрушить коренную систему великого предшественника Петра Первого, значило похитить у России самовластное ее влияние на пятнадцать и более миллионов одноплеменного с нею народа”.
На такіх падставах Расія не была ініцыятарам падзелу Польшчы. Яго прапанаваў прускі манарх. Кацярына 11 “подчинилась коварному плану из-за угрозы войны с Турцией, из-за чего себя лишила безвозвратно непосредственного влияния на все отошедшие к ним (Прусіі і Аўстрыі—Я. А.)области. Это обрушило до основания стену, охранявшую ея от всяких покушений великих держав западного круга”. Кацярына згадзілася на падзелы “от случайных в министерстве их погрешностей, которые часто бывают следствием чувствительной сердцам мудрейших государей необходимости и с крайним смущением и прискорбием согласилась на последнее разделение…А как по оной системе польское королевство долженствовало под непосредственным влиянием России составлять преградную стену между северными, южными и западными державами, то и выходит, что восстановление выгоднейшего положения России должно быть конечным следствием восстановления польского королевства на таком именно основании, на каком оно пребывало до учреждения алексеевской системы.”
Затым аўтар разважае над прычынамі і паследствамі французскай рэвалюцыі, калі “европейские царства подобновоздушным шарикам подымаются и парят без известной цели, другия в одну и ту же минуту пушат, кружатся и исчезают, а иныя в взаимном сцеплении ищут подкреплений”. Ён падзяляе рэвалюцыі на два тыпы. Адны—“потрясения страстей и нравственности”—гэта проста мяцеж. Другія паходзяць “от чрезмерного давления ума”—яны самыя небяспечныя. Але вось “страсти утихли. Никто ныне не мечтает о равенстве и вольности и никто не хулит законов, бога, веры, никто не восстает против должного повиновения законным царям и правительствам, а между тем народы западных и северных кругов все еще волнуются, все еще не представляют вид решительной тишины и решительного мира”.
Калабродзіць іх Прусія, якая яшчэ ў 1790 г. “отрывая польскую нацию от непосредственного покровительства великой ее охранительницы, старалась мимоходом возмущать умы поляков, раздражать их горячность противу империи, возбуждать утихшие между польским и русскими народами ненависти и вражды, поселять между ними взаимную недоверчивость, взаимное негодование и расслаблять таким образом тесныя узы братнего согласия, к коему оба сии народы имели случай довольно привыкнуть в продолжение чрез сто лет хранения алексеевской системы”.
Але Аляксандр 1 “возвестил о забвенных правах человеков, царей и народов, тотчас отеческою улыбкою своею напомнил тамочисленным сынам славы, что все онидети одного чрева родившем все должны шествовать по одному матерному ее гласу и все единодушно на одном ее поприще и под одними знаменами стезать венцы истинного блаженства и истинного непорочного бессмертия. Глас сей небесной трубы услышан был с восторгом и теми даже славянами, коих обрушение алексеевской системы предало власти иноплеменных царей и народов” .
Трэцюю частку твора аўтар прысвячае сродкам аднаўлення аляксееўскай сістэмы. Ён сцвярджае, што палякі “наслаждались плодами древних своих законов под державным кровом России. Россия была для присоединенных поляков тем же народом. Одинаковое похождение, одинакий язык, одинакие обычаи от древних славян заимствованные делали их довольнее правительством, довольнее собственною их участью (чымсці пад Прусія або Аўстрыяй—Я.А.)..Российския поляки прилеплялись к ним (рускім царам—Я. А.) с вящим усердием от того, что язык и законы и обычаи все оставлено за поляками по-прежнему, исключая одних прав и преимуществ дворянских, которыя возведены на степень равного достоинства с российским дворянством. Нерусские поляки всегда завидовали участи поляков российских, всегда дущою и мыслями преклонялись на сторону России и всегда сос стороны могущественной и одноплеменной России ожидали себе спасения от несносного для них бремени иноплеменного скипетра..
Русские поляки, усердствующие наибольше к выгодам одной словенской империи, к славе ревностного любимого и обожаемого ими государя, воспламенились наиболее желанием видеть всех своих собратий осеняемых крылами одного ангела-хранителя севера, одного повелителя славянских царств и народов, ибо жители Варшавского княжества недовольны налогами, рекрутчиной, гибельными походами по Европе…Система ж царя Алексея Михайловича имеет особенным предметом соединить всех поляков в одно государство и содержать оное под непосредственным влиянием российского владычества, дабы поляки, оставленные на своих законах, имели особенное правительство, как то было до последнего раздела Польши, а это притягнет к ней невольно массу варшавских и прочих поляков, не терпящих иноплеменного владычества, и по невольно надежнейшим для нее образом, возстановляя систему царя Алексея Михайловича, восстановит равновесие в взволнованной севера политике».
Але ж прыйдзецца змагацца з Францыяй, якая «действует на самолюбие поляков, стремящихся беспрестанно к отысканию прежнего своего бытия и потому готовых слепо исполнять каждое веление Франции или другой, стремлению их спошествующей державы до отчаянности. Первая и живейшая горячность воспаленных патриотизмом поляков будет пламеннейшим их жертвоприношением для той именно державы, которая первый и поспешнейший учинит шаг к оправданию их надежд. Россия имеет наибольшие права на сердца и доверенность варшавских поляков..Сию задачу подобает разрешить одному гению, окрыляющему север и в храме премудрости устраивающему судьбу и благоденствие народов от берегов Балтики и Черного моря до границ Китая. Японии и севера Америки...”.
У канцы аўтар заключае, што “невыгоды России происходят от раздела Польши, как стены и преграды” заходнім уплывам і што аднаўленне гэтай сцяны “сосредоточены всевышним промыслом в самодержавнейших руках великого мудростию, кротостию и правдою монарха, человеколюбца, могущественнейшего повелителя севера, любезнейшего пленителя тамочисленных сердец славянского рода».Самы лепшы спосаб аднаўлення польскага каралеўства “"под непосредственным владычеством всероссийских самодержцев заключается в скором и решительном оправдании патриотических надежд варшавских, русских и иных поляков, стремящихся безпрестанно с врожденною каждому народу горячностью отыскивать полное свое бытие, полную свободу и полную возможность действовать по правилам и законам, которые от постоянного оных чрез несколько веков в одном народе польском употребления сделались постоянными, драгоценными и исключительным предметом всех его патриотических движений”. Хаця пры гэтым давядзецца ваяваць з “раболепными народами западного круга, путеводимыми кравожадным Марсом”, усё вырашыць “решительная воля “ рускага самадзержца.
Вось Вам и бацька ўсіх часоў і народаў –“могущественнейший владыка севера восхотел и народы возстанут”.
Яўген Анішчанка
кандыдат гістарычных навук
Культура, 11-17 кастрычніка 1995 г.